Большой путь - Страница 4


К оглавлению

4

Вечером Алешка сидел в уютной полутемной комнате за круглым столом и пил чай. Лампой под зеленым абажуром ярко был освещен только стол, а по углам лежала мягкая полутьма.

Быстрыми шагами в комнату вошел высокий человек в черной шинели речника. У него были седые усы и сдвинутые брови. Он очень походил лицом на Петра Николаевича, и казалось, что доброго миловидного доктора загримировали под сердитого старого человека. Скинув шинель, он присел к столу и спросил:

— Кто такой?

Петр Николаевич коротко рассказал ему Алешкину историю. Человек слушал, еще плотнее сдвинув седые брови, болтая ложкой в стакане черного, как деготь, чая, потом сунул Алешке свою крепкую руку:

— Здравствуй. Зови меня Иваном Николаевичем. Я брат Петра. Что еще?

— Ничего… — тихо сказал Алешка.

— Хорошо.

Больше он не сказал ни слова во весь вечер.

Утром, когда Алешка проснулся, в доме уже никого не было. На столе стоял приготовленный завтрак, на видном месте лежала записка: «Ешь». По этой краткости и сухости Алешка догадался, что писал ее Иван Николаевич. Он нехотя съел завтрак, посидел, обошел комнату, равнодушно посмотрел на корешки книг в большом стеклянном шкафу. Захотелось снова лечь. Приятно было лежать, ни о чем не думая, согревая стынущие ноги под толстым одеялом. Чуть-чуть кружилась голова. Алешка хотел повернуться, чтобы лечь поудобнее, и — не мог. Одолела какая-то вялость, немощность. «Пусть» — подумал Алешка и закрыл глаза…

Невзгоды сломили его. Он больше месяца пробыл в таком полубольном состоянии и почти не помнил, что произошло за это время. Однажды он проснулся и по обыкновению долго лежал в постели. Из окна ему был виден серый досчатый забор, за ним — глухая стена соседнего дома, а над ней кусок неба, подернутый плесенью облачков. Перед самым окном качались ветви дерева, черные и голые. Все это он видел ежедневно. Надоело порядочно. И вдруг в комнату вошел Петр Николаевич — свежий, сияющий и неузнаваемый в новенькой форме подполковника медицинской службы. Алешка вскрикнул от радости.

— Э, вижу — повеселел! — громко сказал Петр Николаевич. — Молодцом! А я — знаешь? — он помедлил немного, лукаво смотря на Алешку, и продолжал: — Я на фронт еду… То есть не совсем, конечно, на фронт, а в госпиталь, но все-таки моя штатская жизнь кончилась, да!

— Уезжаете? — разочарованно спросил Алешка.

— Долг, долг, — развел руками Петр Николаевич, широко улыбаясь, но вдруг сделался серьезным: — Ты знаешь, я хотел с тобой поговорить. Очень серьезно поговорить. Видишь ли… Я хотел спросить, то есть предложить тебе остаться у нас… Остаться с Иваном, с братом. Не знаю, может быть, ты имеешь свои соображения, но лично я советую тебе остаться. Он очень хороший человек, хотя и суровый. Ну — говори, хочешь остаться?

— Я не знаю, — нерешительно сказал Алешка.

— Надо знать, — раздался из соседней комнаты твердый голос Ивана Николаевича, и сам он появился в дверях, повторив: — Надо знать.

— Иван! — умоляюще крикнул Петр Николаевич. — Я же сказал тебе — я сам поговорю.

— Ты мямлишь. Слушай, — обратился он к Алешке, — деваться тебе некуда, и ты — останешься. Точка. Дальше стоит вопрос, чем ты будешь заниматься? Я думаю — учиться. В школе. Что еще?

— Ничего, — сказал оробевший Алешка.

— Вот и отлично! — обрадовался Петр Николаевич. — Вы будете мне писать о том, как живете.

— Он будет, — указал на Алешку Иван Николаевич. — Я не буду, не люблю.

7

С тех пор прошло пять лет. Алешку после войны нашел отец. Прощаясь с Иваном Николаевичем, Алешка обнял его и расплакался.

— Не реви, не люблю, — говорил Иван Николаевич, а сам все плотнее сдвигал седые косматые брови, чтобы сдержать слезу. — Вот, возьми. На будущее. Пригодится. — Он сунул в Алешкину руку тонкий пакет. — Приезжай навестить.

Все эти годы они прожили в большой дружбе. Иван Николаевич оказался вовсе не таким уж молчаливым. Вечерами он подолгу рассказывал Алешке о своей жизни на море. Раньше был моряком, но изменило здоровье, и теперь он — начальник речной пристани.

В алешкиной судьбе принимала участие вся пристань и особенно сторож Михеич со своей старухой, доброй Ксенией Фоминичной. Забота о нем была так обильна, что Алешке вскоре стало стыдно принимать ее, как ему казалось, незаслуженно. Он сказал Ивану Николаевичу, что хочет работать.

— Вздор, — круто, как всегда, ответил Иван Николаевич. — Учиться надо.

— Я и учиться буду, — сказал Алешка. — Я уже все обдумал: поступлю в школу рабочей молодежи и буду работать.

Иван Николаевич ничего не сказал, но молчал весь вечер, а утром, уходя на работу, разбудил Алешку и спросил:

— Выдержишь?

Алешка сразу понял, о чем идет речь, и обрадованно закричал:

— Выдержу! Честное слово, Иван Николаевич!

— Одна тройка, и — с работы снимаю.

Через два дня Алешка уже работал на пристаничном дебаркадере младшим матросом.

Своими рассказами Иван Николаевич заронил в Алешкину голову мечту о море. Было решено, что он поступит в мореходное училище. Провожая его с отцом, Иван Николаевич сунул ему пакет с письмом к своему другу, начальнику мореходного училища. В письме содержалась просьба, не делая снисхождения, помочь Алешке поступить в училище.

И вот Алешка — не Алешка уже, а Алексей Маслов — во время отпуска после летнего учебного плавания постучался в дверь Ивана Николаевича и был встречен им на пороге.

— У меня гость, — говорил Иван Николаевич, провожая его в комнату. — Петр приехал. Кстати. Рад?

4